Мысли Висконти

Законченной стройной теории романтического театра кончильяторцы не создали. Большинство их выкладок строилось по чисто негативному принципу отказа от жестокого классицистского регламента. Едва ли не девять десятых их рассуждений о театре (здесь и в дальнейшем речь будет идти исключительно о трагедии, так как вопросами «низких» жанров они почти не занимались) сводятся к доказательству ложности пресловутых единств места и времени, мешающих достижению сценического правдоподобия, театральной иллюзии. Полемизируя, классицисты и романтики чаще всего пользуются приемом доведения аргументов противника до абсурда.

Так, классицисты, нападая на вольности романтиков в обращении с временем и местом, говорят: «Ребенок в первом акте, бородач в последнем! Это абсурдно и нарушает всякое правдоподобие». Романтики соглашаются с тем, что такая чрезмерность абсурдна, но говорят: «Вы основываетесь на чрезмерности, чтобы доказать необходимость правила «двадцати четырех часов», узаконенного Буало. Но ведь это значит быть похожим на того, кто, без труда доказав невыгоды анархии, пожелал бы сделать отсюда вывод, что нет ничего лучше в смысле правительства, чем правительство Константинополя». И дальше доказывают, что чрезмерная ограниченность действия во времени приводит авторов классицистских трагедий к вопиющему нарушению правды человеческих характеров. Для этого обычно берется вольтеровская «Заира» и сравнивается, к ее посрамлению, с шекспировским «Отелло». По мере развенчания классицистских единств романтики — и, в частности, кончильяторцы — вносили в свою аргументацию и более существенные теоретические положения. Так, например, Висконти в своем «Диалоге о единствах» эмпирически подошел к очень важному вопросу отбора фактов, «которые могут дать наиболее яркое представление» об описываемом историческом событии, явлении, том или другом выводимом на сцену характере.

То есть он подходит вплотную к вопросу о совершенно новом принципе типизации. Максимальное абстрагирование характера от окружающей среды было важнейшим законом классицистской драматургии. Характер героя романтической трагедии должен, по мысли Висконти, вытекать из общности точно подобранных, наиболее ярко рисующих этот характер обстоятельств. Выводимый на сцену персонаж должен быть прежде всего «жизнеподобен». Но для показа этих обстоятельств требуется большее время и большее пространство, чего никак не хотел допустить классицизм. Так, оспаривая полезность «единств» для театра, Висконти логически подошел к необычайно важному выводу о зависимости правдоподобия характера от предлагаемых обстоятельств. Требование «отбора фактов» и их «исторического осмысления» оказалось самой перспективной частью позитивных выкладок Висконти. Представление об искусстве как способности изображать видимость, а не суть предметов и явлений помешало ему сделать дальнейшие заключения. «Отбор фактов» так и остался для Висконти «цепью внешних событий», которые художник выбирает по своему произволу для обрисовки «жизнеподобного» (а не жизненно правдивого!) характера. Под историческим же осмыслением фактов он понимает лишь строго сегодняшнюю оценку когда-то происходившего. Это не был еще подлинный историзм, основанный на раскрытии причинно-следственных связей. И, между прочим, осуждая Брута за убийство Цезаря, Висконти, сам того не подозревая, становится похожим на воспевшего их Альфьери с той лишь разницей, что для Альфьери была просто важна идея тираноборчества и соответствующий эпизод из римской истории показался ему на редкость подходящим, а Висконти рассматривал тот же эпизод с точки зрения здравомыслящего итальянца XIX века, не. верившего в целесообразность единичного политического убийства, да еще стоявшего на позициях естественного права. По сути дела, оба они были антиисторичны. Но Альфьери судил, исходя из нужд своего времени, а Висконти — из своего. Отправляясь от им же предложенной классификации, Висконти мог вполне в данном случае причислить Альфьери к романтикам.

Вообще надо заметить, что границы между романтизмом и классицизмом в классификации Висконти весьма зыбкие. Он и сам, вероятно, чувствовал это и потому ввел понятие «промежуточной литературы», не относящейся ни к романтизму, ни к классицизму.

(Пока нет голосов)

Загрузка...