Призыв романтиков
Показательна в этом отношении работа художников-костюмеров. Бесчисленные гравюры и литографии эпохи запечатлели богатейшее разнообразие актерских образов и дают четкое представление о культуре театрального костюма первой половины XIX века. Призыв романтиков к «местному колориту» сделал свое дело. Перед нами мелькают французские, испанские, английские, цыганские, итальянские костюмы разных эпох. Средне-вековые шнуровки и загнутые носки туфель сменяются бесчисленным разнообразием ренессансных костюмов, а пышные французские парики XVII века чередуются с затейливыми прическами модниц галантного XVIII века. Кажется, что живая и многообразная история встает с этих пестрых и ярких листов. Но если присмотреться к ним внимательно, станет очевидным, что проблема исторической достоверности далеко не являлась центральной для художников романтического театра.
Причудливость, необычность интересовала больше, чем верность историческим фактам. Самым важным было стремление найти костюм, который соответствовал бы характеру и эмоциональной сущности «исключительной личности» романтической драматургии. Большую роль в процессе накопления французским театром первой половины XIX века новаторских выразительных средств сыграла драматургия на современную тему. В 1830-х годах во французском театре вводят павильон, то есть замкнутую с трех сторон декорацию комнаты, боковые стены которой сходятся под углом с задником и создают значительно более убедительную иллюзию внутреннего помещения, чем кулисная декорация. Павильон был рожден не исторической драмой романтиков, а скорее водевилем, мелодрамой на современные темы, драматургией Скриба и его соратников; он был использован для сценической реализации драматургии Бальзака. Во второй половине XIX века павильон превратился в стандартную декорацию буржуазного салона для бесчисленных «хорошо сделанных пьес». И все же он был важной театральной находкой, всецело использвванной европейским реалистическим театром. Таким образом, французский театр этой эпохи внес значительный и ценный вклад также и в декорационное искусство. классицистской трагедии от проникновения плебейского искусства. С аналогичным письмом выступила в прессе актриса Дюшенуа, а вслед за этим один из драматургов-классицистов произнес в палате депутатов патетическую речь, предостерегая от наступления «низменного» искусства. Эти выступления разъясняют идеологический смысл борьбы за чистоту жанров, которая велась сторонниками классицизма.
Основой творческого метода актеров «высоких» жанров по-прежнему остается ориентация на «идеальную природу». Но они раскрывают в своих «благородных» персонажах уже не те идеи и чувства, какие были присущи героям революционных трагедий с их культом гражданственности, доблести, республиканского героизма. Актерами эпигонской трагедии периода Реставрации создается иной тип личности— идеал «возвышенного» героя, аристократа духа, чаще всего аристократа крови. Упорное отстаивание актерами принципа сословного разграничения жанров носило отчетливо антидемократический характер. Этот вопрос является как бы пробным камнем для определения характера творчества того или иного актера вне зависимости от типа его индивидуального дарования. Актриса Дюшенуа (настоящее имя — Катерина Рафен, 1777—1835), которая дебютировала в театре Французской Комедии в 1802 году и до своего ухода со сцены в 1830 году была ведущей трагической актрисой этого театра, обладала дарованием преимущественно лирическим. Присущая ей искренняя эмоциональность делала ее, казалось бы, естественной продолжательницей той борьбы за реформу трагической сцены, которую осуществил ее партнер Тальма. Но Дюшенуа была убежденной сторонницей «высокой» классицистской манеры и с презрением и негодованием относилась к «низменным» жанрам и к актерам мелодрамы и романтической драмы.