Адель д’Эрве
Типичным образцом этого нового искусства, принесенного актерами прогрессивно романтического театра на французскую сцену, явилось исполнение Дорваль роли Китти Белл в драме Виньи «Чаттертон». Созданный ею образ маленькой хрупкой женщины с нежным лицом, робкой, боязливой в жизни и бесконечно щедрой в любви и самопожертвовании, был проникнут таким глубоким лиризмом и поэтическим обаянием, что для романтической молодежи 1830-х годов он стал идеальным воплощением любви и материнства. Вся роль строилась на громадной внутренней сосредоточенности при необычайно сдержанном внешнем выявлении чувств. Только в финале прорывалась ее бурная эмоциональность. Добившись при помощи Виньи нужной для ее исполнительского замысла лестницы, по полукругу спускающейся вниз от комнаты Чаттертона, Дорваль потрясла зрителей неожиданным творческим решением финальной сцены. Уже приняв яд, Чаттертон, шатаясь, поднимался по лестнице в свою мансарду.
Китти — Дорваль, догадываясь о происшедшем, почти теряя сознание от ужаса, пыталась подняться за ним. Она карабкалась на эту лестницу «конвульсивными порывами, безумными резкими толчками, почти на коленях, путаясь ногами в платье, с протянутыми руками… » (Готье). Когда, добравшись до двери комнаты, она видела мертвого Чаттертона, страшный крик безысходного страдания вырывался у нее. Машинально отступала она к перилам и, натолкнувшись на них, внезапно теряла сознание. Скользя по перилам вниз, она достигала конца лестницы и падала, умирающая, на последней ступеньке. Если учесть, что этот необычайно трудный для актера замысел Дорваль осуществила не только без тренировки, но без единой репетиции — лестница была поставлена лишь перед самым спектаклем, — то огромная внутренняя техника актрисы станет еще более очевидной.
Только неразрывное слияние живого чувства и веры в реальность сценических событий с точным расчетом и самоконтролем мастера могли создать этот смелый рисунок, помогавший актрисе с предельной остротой раскрывать перед зрителем всю глубину человеческого страдания. Почти во всех образах, созданных Дорваль, звучала протестующая мысль. Несчастная Амалия Жермани, прошедшая вслед за своим мужем-игроком весь скорбный путь к позору и нищете; куртизанка Марьон Делорм, с отчаянием и мукой пытающаяся вырвать своего возлюбленного из-под власти бесчеловечных государственных установлений; Адель д’Эрве, задыхающаяся в атмосфере светской пошлости и лицемерия («Антони» Дюма, 1831); целомудренная и кроткая Китти Белл, умирающая потому, что бездушная действительность растоптала ее счастье и убила любимого ею человека («Чаттертон» Виньи, 1835),— все эти мятущиеся героини, с такой силой и страстью воплощенные Мари Дорваль, запечатлелись в памяти современников как образы большой гуманистической наполненности, как высочайшие достижения французского прогрессивного романтизма.
Среди созданий Дорваль выделяется ряд образов, где она с проникновенной силой раскрывала страдания женщины из народа. Вскоре после Июльской революции она сыграла роль крестьянки Луизы в мелодраме Антье и Декомберусса «Поджигательница» (1831). Это был образ фанатически религиозной девушки, попавшей под власть жестокого архиепископа-иезуита, который заставляет Луизу поджечь ферму нежелательного ему кандидата-либерала. По сюжету пьесы пожар приводит к жертвам, и Луиза в порыве отчаяния кончает жизнь самоубийством. В этой пьесе Дорваль поднимала тему, далеко выходящую за пределы весьма умеренной по идейным выводам антиклерикальной мелодрамы, — тему народного горя, народной темноты, преступления и обмана правящих кругов. Преодолевая натянутый мелодраматизм пьесы, Дорваль рассказала в ней страшную правду о человеке, доведенном до отчаяния совершенным над ним духовным насилием. С еще большей силой прозвучала тема народного горя в последней большой роли, сыгранной Дорваль уже в конце творческого пути. После нескольких лет скитаний по провинциальным и столичным театрам Дорваль снова возвратилась в театр Порт-Сен-Мартен и выступила в мелодраме Деннери и Мальона «Мари-Жанна, или Женщина из народа» (1845).