«И дольше века длится день…»

В спектакле «И дольше века длится день…» один ряд эпизодов связан с Едигеем, с его женой, с любовью героя к Зарипе, с организованными им проводами Казангапа, с попыткой похоронить его на кладбище предков Ана-Бейит. Не объединенные фабульной логикой, эти эпизоды соединялись между собой по ассоциации сходства, причем они не всегда шли подряд и связи возникали между отдаленными во времени спектакля эпизодами. Другой ряд эпизодов можно назвать звуковым. Он создавался из слышавшихся время от времени звуков потревоженной природы, в частности, криков встревоженных птиц вперемешку с доносящимся откуда-то пением, в котором слышалось вневременное, может быть, вечное. Этот звуковой рефрен развертывался параллельно игровым эпизодам и связывался — по ассоциации сходства — с мотивом жизни Едигея, который старался во все времена соотносить ее с законами природы и предков. Так возникала тема человека с его стремлением, невзирая на обстоятельства, жить по-человечески.

С эпизодами, посвященными Едигею, нередко шли встык и соединялись по контрасту сцены, связанные с днем смерти Сталина, арестом Абуталипа и судьбой семьи этого героя, а также сцены, в которых действовали государственные функционеры послесталинской эпохи, не слишком изменившиеся со времен диктатора. Вспомним начальника Едигея, у которого тот отпрашивался на похороны Казангапа, а также охранника территории, прилегающей к космодрому, который поступает с Едигеем и окружающими его людьми как бездушная машина, механизм. Эти сцены также ассоциативно соединялись и выстраивались в единый образный ряд, связанный с насилием над человеком.

Неоднократно по ходу действия звучал мотив песни «Сулико», становящийся в контексте спектакля символом сталинской эпохи. Кроме того, то и дело слышались грохот, гром, лязг и скрежетание. Эти «технологические» звуки также ассоциировались скорее с агрессией, наступлением, разрушением. Так выстраивался звуковой ряд, развивающий мотив насилия над всем живым, над человеком и природой. Эти звуковые ряды, а также игровой ряд с участием персонажей-функционеров, винтиков государственной машины, соединяясь по ассоциации сходства, создавали развивающуюся сквозную тему насилия.

Становление смысла спектакля происходило в процессе драматического действия, которое возникало в постоянном соотнесении двух параллельно развивающихся тем. С одной стороны, это тема, связанная с человеческими (Едигей) и природными ценностями, и тема насилия — с другой.

Решенная средствами пантомимы, большая сцена с манкуртом и его матерью замыкала на себе обе темы. Важные для этой сцены мотивы, памяти, традиции, самоидентификации человека, а также беспамятства и обезличивания, существенно конкретизировали каждую из них, придавая им актуальность, существенную для времени постановки спектакля и связанную с национальными проблемами в контексте советской империи.

(Пока нет голосов)

Загрузка...