Идейная ограниченность
Одним из наиболее ярких образцов революционной драматургии стала созданная актером Ж. М. Монвелем драма «Монастырские жертвы» (1791). В этой пьесе отразилась идейная ограниченность первого этапа революции. В драме действует «добрый дворянин» Франшевиль, любимый слугами и народом и даже выбранный согражданами мэром города. Ее героями являются жертвы злоупотреблений старого режима — владелец огромного состояния молодой купец Дорваль и его невеста Евгения, дочь графа.
Отсутствие в пьесе третьесословных персонажей восполнялось пафосом плебейского негодования против разрушенного революцией режима. Сюжет этой драмы раскрывает страшную историю злодеяний настоятеля монастыря, отца Лорана. Этот монах — чудовищный насильник и убийца, который совершает свои гнусные преступления, пользуясь фанатическим влиянием на слабые души и полнейшей безнаказанностью, обеспеченной ему непроницаемой тайной, окружающей монастырскую жизнь. В первом действии автор посвящает зрителя в трагическую историю племянницы Франшевиля Евгении. По воле глупой и спесивой матери, не желавшей выдать дочь замуж за купца, девушка была помещена в монастырь, где вскоре заболела и умерла. Обезумевший от горя жених удаляется в расположенный по соседству мужской монастырь и готовится принять пострижение. Дальнейшее развитие действия идет по пути непрерывного усиления эмоционального накала. (Недаром на афишах этого спектакля предусмотрительно сообщалось, что в театре дежурит врач и имеются средства против истерии и обморока. ) Поскольку в основе драмы лежит тайное преступление, сама тайна становится сюжетным центром, определяющим развитие действия и сценическую атмосферу пьесы. Зритель постепенно догадывается о роковой таинственности судьбы Евгении, о неведомой опасности, нависшей над Дорвалем. Только в третьем действии эта тайна разъясняется. Дорваль узнает, что отец Лоран, которому юноша до сих пор беспредельно верил, является убийцей Евгении, что преступник пытался совершить насилие над несчастной девушкой и, отвергнутый ею, уничтожил свою жертву. В порыве гнева и горя Дорваль бросается на злодея, но монахи связывают юношу и бросают в подземелье, где он должен погибнуть голодной смертью. Последний акт мелодрамы доводил патетику до предела. Разгороженная пополам сцена показывала два подземелья: в одном из них находилась несчастная Евгения, уже много месяцев страдающая здесь, в другое вталкивали Дорваля. Влюбленные, разгороженные стеной, вели прерывистый «диалог».
Евгении перестали приносить пищу, она близка к голодной смерти и почти теряет сознание от ужаса. Дорваль освобождается от пут, мечется по камере и находит могилу, в которой похоронен узник, проведший в этом подземелье двадцать лет. Приподняв могильную плиту, Дорваль находит труп, рядом с ним заступ и на одежде трупа кровавую надпись, сообщающую о начатом подкопе. Дорваль бьет стену ломом. Слыша удары, Евгения подползает к стене и слабеющими пальцами пытается оторвать плиту. Момент встречи влюбленных — апогей эмоциональной напряженности пьесы. Бессвязные слова, рыдания, упоение счастьем — и неизбежность смерти, теперь уже вдвоем! Поистине Монвель указал пути всем следующим поколениям авторов мелодрам! Но в буржуазной мелодраме после-революционного периода уже не могло быть того решения конфликта, какое давала пьеса Монвеля. Внезапно влюбленные слышали шум, доносящийся из-за двери камеры Дорваля. Они бросались туда, готовые умереть вместе. Но двери распахивались, при свете факелов в подземелье врывался отряд национальной гвардии во главе с мэром и толпа народа, устремившаяся освобождать жертву злодеяний. Здесь же были и родители Евгении. В их объятия падала дочь, которую они считали мертвой. Эмоциональный подъем пьесы, дойдя до апогея, разрешался победным оптимистическим аккордом. Завершая пьесу, Франшевиль говорил: «О мои сограждане! Вы видите благодеяния закона. Судите, какие чудовищные злоупотребления он разрушил… » Эти заключительные слова подводят идейный итог пьесы, весь «чувствительный» пафос которой имел политически разоблачительную окраску.