Лирическое обаяние
Все это неизмеримо мельче прежних пьес Мюссе. Эта драматургия не тревожит ум, не задевает острых вопросов. Мюссе осторожно поучает своих читателей и зрителей, убеждая их в прелести семейной жизни, в святости брачных устоев, в пользе преодоления легкомысленных светских привычек. Куда девались полные горечи повесы из ранних пьес, рыцари чарки, философствующие о судьбах человечества! Те пьесы — крик отчаяния художника, видящего трагическую неустроенность мира. Салонные комедии — легкая улыбка светского человека, уверенного в моральном благополучии общества, но мягко и неназойливо указывающего на отдельные погрешности, которые нетрудно исправить. Когда после восьмилетнего перерыва (1837—1845) Мюссе вновь возвращается к драматургии, последние пьесы не вносят ничего значительного в его творчество — ни по содержанию, ни по форме. Это либо комедии-пословицы («Нужно, чтобы дверь была открыта или закрыта», «Всего не предусмотришь»), либо стилизованные пьесы, воскрешающие сюжеты новелл Банделло и Боккаччо или пряную атмосферу драматургии рококо. По-прежнему гибок, полон грации, иронии, остроумия диалог Мюссе. Покоряет мягким очарованием то один, то другой женский силуэт (например, героиня комедии «Беттина», 1851).
Но в пьесах Мюссе уже нет ни острой мысли, ни гневных интонаций. Безделки пришли на смену трагедиям. Примирение с действительностью заменило скорбный бунтарский пафос. Так как теперь Мюссе пишет для сцены, то он отказывается от слишком смелого экспериментирования и в области формы. Когда театры начинают ставить его ранние пьесы, то он сам либо его брат Поль вносят переделки в пьесы, подготавливая сценические варианты. При этом приходится не только сокращать количество сцен, но по цензурным требованиям убирать антиклерикальные реплики и монологи. Мюссе предстал на сцене либо обескровленным, подчищенным, либо (в поздних пьесах) отошедшим от бунтарства, примирившимся и равнодушным к общественному злу. Этот творческий упадок был естественным результатом скептицизма, возведенного в мировоззренческий принцип. Отвергнув феодальную реакцию, роялистские идеалы и католицизм, с отвращением оттолкнув лицемерную, торгашескую буржуазную действительность, Мюссе не поверил ни в идеалы утопического социализма, ни в мечты мелкобуржуазных республиканцев, ни в возможность изменить общество силами народной революции. Неверие в социальные реформы привело Мюссе к утрате положительного начала.
Его творчество явилось выражением кризиса романтической идеологии. Отрицание утопического идеала позволило Мюссе гораздо трезвее, чем романтикам, подмечать противоречия буржуазной действительности, и эта трезвость видения внесла реалистические черты в его творчество. Но он не мог подняться до критического реализма. Этому мешал его скептицизм, стремление уйти от общения с ненавистным ему буржуазным миром, его неумение вскрыть истинный «социальный двигатель», определяющий движение человеческих судеб и событий в буржуазном обществе. Драматургия Мюссе — это скорбное свидетельство начала процесса разрушения личности буржуазного мира. Герои Мюссе резко противостоят бурным, действенным героям демократического романтизма. Тип личности, воссозданный искусством прогрессивных романтиков,— тоже «сын XIX века». Но он порожден освободительным движением народов, карбонарским мироощущением. Поэтому он весь устремлен к действию, к подвигу, к активному гуманизму. В нем могут звучать скорбные ноты, но ему чужды скепсис и пессимизм. Тип личности, запечатленный в драмах Мюссе, с трагической силой демонстрирует процесс рождения буржуазной интеллигенции, оторванной от народа, от освободительной борьбы, от «творчества жизни» (Горький). В личности, воссозданной Мюссе, еще есть широта и энергия мысли, способность чувствовать красоту, протест против пошлости и уродства. Но герой Мюссе уже безвозвратно вступил на путь индивидуалистического вырождения личности, нравственного распада, духовного одиночества.