Обиходные слова политического лексикона
Романтики в своем стремлении к раскрепощению частного делали особый упор на раскрытие конкретного, индивидуального, исходя из признания человеческой личности высшей ценностью. Понятно, что это не могло не отразиться на всей их художественной системе. Ассоциативная способность слова давала им богатую возможность для раскрытия внутреннего мира человека, его психологии, мельчайших движений его души, а тем самым и для воздействия на человека. Они поняли, например, что обиходные слова политического лексикона или слова и фразеология общественно-морального плана простой своей концентрацией могут оказать на читателя (и особенно зрителя!) такое эмоциональное воздействие, которое окажется наверняка более действенным, чем чисто логические построения, раскрывающие с математической точностью ту же самую идею.
Такие конкретные слова, как «родина» и «поработитель», «свобода» и «рабство», мгновенно рождали такой вихрь чувств и понятий, что не было никакого смысла пространно растолковывать их. В простых столкновениях слов разных эмоционально-смысловых зарядов таилось больше взрывчатой силы, чем в пространных риторических антитезах классицистской поэзии и драматургии. Отсюда у романтиков некоторая угловатость, «разорванность» фразы, большая свобода в сопряжении слов. Это была целая революция в словесном искусстве. Не без пользы для себя использовали это завоевание романтиков и реалисты. Когда актер, игравший Паоло, кончил свой монолог, «восторг зала был неописуемый, — рассказывал о премьере Сильвио Пеллико, — благородные чувства Паоло, его отрывистые слова об Италии привели молодежь в восторг… В этом и состояло мое намерение». Эти двадцать задыхающихся от вложенных туда политических эмоций стихотворных строк предопределили успех трагедии. Зарядки, полученной зрительным залом, хватило на целых пять актов. Все последующее действие воспринималось в этом гражданском ореоле. А дальше рассказывалась трогательная история Паоло и Франчески, по-черпнутая из дантовского «Ада». Правда, переосмысливая этот знаменитый эпизод для сцены, Пеллико внес в свою трактовку очень важную для современников поправку: любовь Паоло и Франчески не носит греховного характера, и потому финальная катастрофа — смерть Паоло и Франчески от руки Ланчотто (он муж Франчески и брат Паоло) — приобрела совершенно иную оценку. Пеллико снимает религиозный мотив неумолимого возмездия за грехопадение, как бы трогательно и естественно оно ни было, и переносйт центр тяжести на морально-общественную оценку катастрофы. А причины этой катастрофы такие: постоянные междоусобные войны («когда брат на брата идет») разъединяют давно полюбивших друг друга Паоло и Франческу.
Пока Паоло отсутствует, сражаясь на Востоке, его брат, Ланчотто, из соображений династического порядка женится на Франческе. Паоло возвращается (тутто он и произносит свой знаменитый монолог!) и узнает о женитьбе брата. Катастрофа нарастает. Следует объяснение Паоло с Франческой; она его любит по-прежнему, но, верная супружескому долгу, решает уехать к отцу. Ланчотто узнает об их чувствах и, не веря в добродетель Франчески, подозревает их в сговоре. Наступает кровавая развязка. Братья готовы сразиться, Франческа бросается между «ими, и Ланчотто пронзает ее мечом. Затем он пронзает и брата, отбросившего свою шпагу. Потрясенный этим двойным убийством, Ланчотто пытается пронзить мечом и себя. Его останавливает Гвидо, отец Франчески, словами: «Ты уж и так свою кровь пролил. Хватит!»
(Пока нет голосов)
Загрузка...