Открытость технологических подробностей и служебных жестов

Порой внефабульные персонажи — «слуги сцены» — готовили реквизит прямо во время спектакля. Таким образом действовали в начале «Песни песней» уже упомянутые актрисы. Или, уже в разгаре действия, они, как ни в чем не бывало, появлялись на сцене и, скрутив длинный, во всю диагональ игровой площадки, рулон из ватмана, распиливали его, с тем чтобы в следующем эпизоде две части ватмана сыграли в руках героини роль весел.

В других случаях слуги сцены, которыми в нужный момент могли стать персонажи спектакля, на наших глазах манипулировали элементарным реквизитом. Так, в «Гамлете» они в ходе действия устанавливали посреди сценической площадки ширму, а когда ее убирали, то перед нами и героями спектакля, как в известном фокусе или трюке, возникал Призрак, таким образом вступая в действие.

В финале Старого Гамлета, рыдающего над погубленным им сыном, закрывали от нас той же ширмой. И здесь она также выполняла свою прямую функцию: поставить заслон между нами и тем, что оказалось за нею. Поэтому нет оснований связывать эту ширму с ширмами Крэга, как это делали некоторые рецензенты¹. С помощью ширмы режиссер прекращал душераздирающую сцену, завершившую трагедию, которая иначе могла стать мелодраматической.

Подобную ширму люди от театра устанавливали в финале спектакля «Песнь песней», но тут же, через мгновение, убирали ее. И здесь зрителей тоже ждал сюрприз: словно за убранным занавесом фокусника, за ширмой возникал «орган» из поставленных рядом разновысотных рулонов белого ватмана, связанных бечевками.

В одном из последних эпизодов «Чайки» открыто условно выводили из действия тех, кто играл в лото: их на наших глазах просто прикрыли простыней, — и дальше спектакль продолжался уже без игроков. «Остроумное функциональное решение. Но и длинный ряд ассоциаций — белая пелена, снежный покров, забвение и смерть»², — пояснялся этот жест в одной из рецензий. При ближайшем рассмотрении здесь имел место технически необходимый и одновременно демонстративно условный игровой прием. Что касается названных рецензентом ассоциаций, то они оказываются довольно произвольными, так как не укоренены в контексте спектакля, не связаны с его содержанием как целого. Они не имеют прямого отношения ни к играющим в лото, ни к остальным героям. С другой стороны, и в контексте европейской культуры белый цвет сам по себе наделен противоречивой символикой, связываясь не только со «снежным покровом, забвением и смертью», но, например, и с чистотой, невинностью, свадьбой и так далее.

(Пока нет голосов)

Загрузка...