После возвращения из заграничного путешествия
Не ограничиваясь критикой современного состояния театра, Байрон выдвигает положительную программу, основу которой составляет утверждение, что театр должен опираться на традиции национального драматического искусства, идущие от Шекспира и его современников; но если они определили форму драмы, то в отношении содержания ее ближайшими предшественниками он считает просветителей XVIII века. Мир внутренний природа нам дала: Воспроизвести его — актера дело, Чтоб душу нам игра его зажгла. Чтоб сердце в нас восторгом пламенело. То до небес порыв вздымая свой. То в бездну горя падая с тоской. Чтоб чувствам дать возможность выраженья. Дала природа средство нам — язык. Который, впрочем, в силу увлеченья Нередко меру забывать привык и здравый смысл (театр я разумею); И вот смешит он часто галерею. Партер и ложи, вызвав шум и гром Аплодисментов,— только не умом. Высказывания Байрона о театре, изложенные в сатире «Английские барды и шотландские обозреватели» и в поэме «На тему из Горация» представляют собой театральный манифест прогрессивного течения в английском театре начала XIX века.
Здесь с особенной наглядностью проявилась связь Байрона с передовой демократической линией английского театрального и драматического искусства, его враждебность всем реакционным течениям, существовавшим в театре его времени. После возвращения из заграничного путешествия (1809— 1811) и опубликования первых двух песен «Паломничества Чайльд-Гарольда» (1812) Байрон становится в центре литературной и театральной жизни Лондона. Речь Байрона в палате лордов, произнесенная им в защиту восставших рабочих — «разрушителей машин», а также его выступление в защиту ирландцев-католиков привлекают к Байрону симпатии всех передовых людей. Старик Шеридан становится другом молодого Байрона. Поэт сближается с театральными кругами. Когда в октябре 1812 года готовилось открытие восстановленного после пожара театра Дрюри-Лейн, был объявлен конкурс на посвященную этому событию речь. Сотни поэм, присланных различными авторами, были отвергнуты комитетом театра. Тогда решено было обратиться с просьбой к Байрону, который и согласился написать стихотворную речь вне конкурса. «Адрес, читанный на открытии театра Дрюри-Лейн в субботу 10 октября 1812 года» продолжает защиту взглядов, высказанных Байроном в двух рассмотренных выше поэмах. Поэт указывает на традиции английской драмы, идущие от Шекспира через Шеридана к современности, и традиции реалистического сценического искусства, главными представителями которого он считает Гаррика и Сару Сиддонс. Байрон выражает надежду, что вновь открытый после восстановления театр, может быть, положит конец упадку драмы.
Четыре года спустя, когда умер Шеридан, поэт написал «Монодию на смерть Р. Б. Шеридана», которая была прочитана со сцены театра Дрюри-Лейн; в скорбной элегии слышится не только горе, вызванное смертью великого драматурга; в поэме получили выражение мрачные раздумья Байрона, удрученного повсеместным торжеством реакции, сказавшейся и на его» личной судьбе. «Монодия» была написана Байроном почти сразу после разрыва между поэтом и буржуазно-аристократическим обществом Англии. В начале 1816 года травля правящих кругов, мстивших Байрону за его революционные выступления как поэта и политического оратора, достигла такой степени ожесточения, что он был вынужден навсегда покинуть страну. Но Байрон продолжал борьбу с реакцией и в изгнании. Именно в годы изгнания наряду с поэмами он создал также ряд значительных драматических произведений. «Манфреда» Байрон пишет в Швейцарии, все остальные пьесы — в Италии, в годы, когда он непосредственно включается в деятельность итальянских карбонариев, сам становится революционером-подпольщиком, ведущим борьбу за национальное освобождение Италии.
Этим объясняется и проблематика его трагедий и его острый интерес к итальянской истории, итальянской культуре. Одним из его любимых драматургов становится Альфьери, в котором Байрона привлекает высокая гражданственность, героическая наполненность, ясность мысли, лаконизм, динамичность действия. Все это противостояло ненавистному для него реакционному романтизму с его «героическими» сюжетами и туманным мистицизмом. Царство разума, провозглашенное просветителями XVIII столетия, на деле оказалось царством буржуазии, а революция завершилась установлением деспотической военной диктатуры