Пропаганда единства
Определяющее политическое настроение итальянской буржуазии в 1810-е годы — ее тягу к единству — называли тогда патриотизмом. Пропаганда единства была повсюду. Непосредственных тактических задач она не ставила. Едва ли кто-либо представлял себе в то время сколько-нибудь конкретно, как должно произойти объединение и что предварительно нужно сделать для этого с Габсбургами и Бурбонами, владевшими двумя третями страны. Но до 1820-х годов это и не казалось важным. Для революционных выступлений итальянская буржуазия еще не была готова. Нужно было укреплять сознание необходимости единства. До реставрации эту идеологию в театре проводили люди, придерживавшиеся в основном еще принципов классицизма, хотя и подновленного. После возвращения австрийцев объединительные стремления не только продолжали владеть умами, но и усиливались в борьбе с репрессиями. К тому времени из классицистской системы был взят максимум того, что сна могла дать для выражения новых настроений, новых идеологических задач, стоящих перед итальянским обществом накануне национальных революций.
Широкое использование аллюзий было первым шагом по пути приближения высокой трагедии к действительности. Именно так поступали драматурги предшествующей эпохи — Монти, Фосколо, И. Пиндемонте. Это был своего рода неизбежный компромисс между литературной традицией и требованиями времени. Иначе авторы трагедий рисковали бы натолкнуться на полное равнодушие зрителей. Публика требовала не абстрактных идей, а конкретного отражения злобы дня. Но едва был сделан этот первый шаг, как потребовалось сделать и другие, более решительные. Пересмотру подверглась самая концепция трагических характеров, их этическое осмысление. Поэтика классицизма из некогда удобной практической рекомендации превратилась в жесткий, стеснительный регламент. Вот почему, когда между классицистами и пришедшими им на смену романтиками разгорелись ожесточенные споры, то первые удары обрушились именно на внешние, формальные стороны классицистской поэтики. Классицизм лишал героя его социальной определенности, переносил в условную, искусственную среду и обычно, как это прекрасно объяснил Гегель, возводил героя в ранг царя, чем достигалась предельная свобода поведения, удобная для создания остротрагических конфликтов. Романтики, правда, не прочили своего героя непременно в цари, отказались от условного «единства места» и старались выбирать обстановку, соответствующую духу своего индивидуалистическинастроенного героя.
Но эта обстановка также была в значительной мере еще условной, часто экзотической. Первые романтики не поставили проблему социального происхождения характера. И потому большой разницы между классицистами и романтиками в этом смысле как будто нет. И все же, даже на первых порах, романтики обладали большим историческим чутьем. Если они еще не объясняли характер героя конкретно-исторической средой, то все-таки среда эта не была совсем безразличной. Своеобразие ее изображения отвечало тем же целям приближения трагедии к действительности, что и система аллюзий. Согласно одной из основных посылок итальянских теоретиков романтического театра — «романтизм— литература действительности»,— подходящей средой для романтического героя являлась та, которая не только сообщала действию «местный колорит», но и давала зрителю прямые исторические аналогии с современностью.
(Пока нет голосов)
Загрузка...