Рост экономики Апеннинского полуострова
Полное политическое бесправие наиболее многолюдных сословий тогдашнего общества довершало общую картину глубокой отсталости и разрухи. И тем не менее начиная со второй половины XVIII века в Италии начинается брожение, которое к концу века превращается в настолько могучую силу, что под ее напором рухнули стеснительные рамки старого порядка и открылся путь для дальнейшего развития итальянского государства в единое политическое и экономическое целое.
Этот процесс занимает большую половину XIX века и заканчивается юридическим актом 1871 года, когда столица Италии была перенесена в Рим. Основным ферментом, вызвавшим это брожение, была молодая итальянская буржуазия, которая начала открыто заявлять о своих правах. В силу целого ряда исторических, географических и политических условий рост экономики Апеннинского полуострова происходил крайне неравномерно, что неизбежно предопределило неравномерность в развитии общественной и культурной жизни. Именно этим объясняется тот факт, что, когда заходит речь об итальянском Просвещении, о становлении буржуазной идеологии, говорят, собственно, о том, что происходило в Милане и Венеции — этих двух основных культурных центрах Северной Италии. Иногда прибавляют еще Пьемонт и Неаполь. Говоря о росте итальянской буржуазии и о становлении ее идеологии в период до французской революции 1789—1794 годов, необходимо постоянно иметь в виду, что она не была еще достаточно сильной, чтобы выступать с открытыми политическими лозунгами. Даже тот логический предел, к которому она стремилась,— воссоединение страны в единое политическое и экономическое целое — не был еще сформулирован.
Весьма характерно, что национальная идея совершенно отсутствует в духовном багаже итальянских просветителей. Основные усилия идеологов итальянской буржуазии были направлены на обличение старого порядка. Эта критика носила настолько всеобъемлющий характер, что не было буквально ни одной области, которая не подверглась бы самой суровой ревизии. Дружная критика старого режима подчас сводила в один лагерь людей самых различных воззрений и политической ориентации. Старый порядок чувствительно нарушал интересы разных классов, (даже, казалось бы, непримиримых между собой). А новая и решающая сила в происходившем историческом процессе — буржуазия — не выступала еще с открытой политической программой, которая могла бы сразу оттолкнуть ее политических противников. Надо сказать, что всеобщее недовольство очень хорошо работало на нужды дня, работало на буржуазию, хотя сами недовольные отнюдь не всегда были ее идейными союзниками. Так, Альфьери может быть причислен к идеологам буржуазии лишь в той мере, в какой он своим творчеством объективно способствовал утверждению буржуазного сознания; субъективно же он был далек от буржуазии. Страстная декламация аристократа Альфьери против тирании и деспотизма, облеченная в чисто классические формы, сделала свое дело.
Но выразителем положительной программы итальянской буржуазии он не стал, потому что никогда не разделял ее стремлений. Альфьери не мог стать и создателем того нового стиля, который начал складываться в Италии на пороге XIX века. Возможность создания нового стиля (который в ходе дальнейшего своего развития получит название романтического) возникла в ходе революционных преобразований 1790-х и начала 1800-х годов, когда итальянская буржуазия превратилась в ведущую силу общества и на повестку дня был поставлен вопрос о национальном единстве. Свободная личность и национальная идея явились краеугольным камнем новой художественной системы, определили специфический характер этой системы.