Шенье стремился к королю-тирану
Образ был новаторским уже по открыто тенденциозному, резко разоблачительному решению. И публицистическая направленность трагедии, усиленная революционной настроенностью зрителя? пришла в столкновение с субъективной идеей автора. Шенье стремился королю-тирану противопоставить короля-гражданина Генриха Наваррского. Объективное же звучание этой пьесы было иным.
Нельзя забывать, что премьера ее состоялась через месяц после памятных событий 5—6 октября 1789 года, когда по призыву Марата народ, обеспокоенный подозрительным, контрреволюционным поведением двора, двинулся в Версаль, чтобы заставить короля переехать в Париж. Во время этого похода произошли первые вооруженные столкновения народа с королевскими войсками. Монархические иллюзии масс начинали рассеиваться. В этой обстановке значение «Карла IX» точнее всего выразили слова, приписываемые Дантону: «Если Фигаро убил дворянство, то Карл IX убьет королевскую власть». А Камилль Демулен довершил эту характеристику, заявив: «Эта пьеса двинет наше дело еще больше, чем октябрьские дни». Таким образом, «Карл IX» утвердил в сознании революционного зрителя репутацию Шенье как драматурга-патриота. Следующая трагедия Шенье — «Генрих VIII» (1791) — укрепила эту репутацию. В этой трагедии не было конкретной политической проблематики «Карла IX». Но в ней Шенье опять рисовал образ облеченного властью злодея и доказывал, что тирания попирает законы справедливости, чести, человечности, утверждая беззаконие и произвол. Обличение деспотизма в этой трагедии принимало антимонархический оттенок. В год постановки «Генриха VIII» Шенье ставит и следующую свою трагедию, «Жан Калас» (1791). Это первая пьеса, написанная Шенье во время революции, и в ней новаторские черты его творчества сказались с особой отчетливостью. Шенье сближается здесь со всем потоком антиклерикальных пьес, рожденных революцией.
Продолжая дело, начатое Вольтером и Дидро, драматурги революции подняли борьбу с религиозной нетерпимостью и фанатизмом на уровень важнейшего политического дела. Обличение религиозного мракобесия входило в задачу идеологической борьбы с феодализмом. Такие пьесы, как «Монастырские жертвы» Монвеля, «Монастырская жестокость» Фьеве, «Монастырь, или Вынужденный обет» Олимпии де Гуж, «Аутодафе, или Трчбунал инквизиции» Габио, и много других определили одну из существенных репертуарных линий театра периода революции. Авторы этих пьес в большинстве случаев давали не обобщенно-абстрактную постановку вопроса о губительности фанатизма, но показывали реальные преступления церкви, часто обращаясь к событиям французской жизни и называя подлинные исторические имена. Образ Жана Каласа — французского протестанта, казненного в 1762 году по явно провокационному обвинению в убийстве собственного сына, который пожелал перейти в католичество, — не мог не привлечь внимания драматургов. Чудовищная история семьи Каласов стала благодаря Вольтеру известной во всем мире. Имя ни в чем не повинного старика, подвергнутого нечеловеческим пыткам и умершего на колесе, вызвало горячее сочувствие к жертвам фанатизма и ненависть к его носителям. Поэтому судьба Каласа вдохновляет сразу нескольких драматургов.
Пьеса Шенье резко отличается от классицистских трагедий прошлого прежде всего своим современным сюжетом и тем, что героями ее являются не абстрактные фигуры мифологии и не короли, не вельможи, а купец Жан Калас, его семья, служанка, судьи. С документальной точностью Шенье воспроизводит все детали дела Каласа, опубликованные Вольтером. На сцене в течение целого акта идет судебный допрос. Обвиняемым задают перекрестные вопросы, их «ловят» на неточности показаний. Шенье, изображая страдания простых людей, вводит в трагедию элементы быта, создает пьесу, которая по своему строю ближе к мещанской драме просветителей, чем к классицистской трагедии.
(Пока нет голосов)
Загрузка...