Спектакль «Квадрат»
Так, в «Квадрате» возник ряд эпизодов, связанных с темой несвободы, — темой, которая в литературном источнике, как ни странно, затрагивалась мало, даже в связи с тюрьмой. Среди таких эпизодов спектакля были и наглый обыск приехавшей в тюрьму героини, когда тюремщик задерживался руками на ее груди. И наставления, которые выкрикивают через рупор ей, стоящей с поднятыми руками: «запрещается <…> запрещается <…> запрещается <…> необходимо соблюдать правила высокой морали». И слышащиеся откуда-то крики с обращением к заключенному по номеру: «Встать, встать! 372 й, встать!» И резкие «казенные» звуки. И то и дело возникающий шум чьих-то шагов. Отчуждение шагов самого героя и героини, которые в этом пространстве тоже звучат гулко и казенно. Раздающиеся где-то крики, похожие на лай. Скрипы и хлопки дверей.
Созданные режиссером эпизоды были посвящены не только тюрьме, но и миру вне нее. Благодаря этому тема расширялась и обретала новый уровень обобщения. Таков был начальный эпизод спектакля, в котором представлен прием у врача. Здесь откуда-то доносился гулкий, тревожащий шум шагов, сразу создающий атмосферу холодного казенного учреждения. Врач, осматривающий уже живущего на свободе героя, резко и грубо выкрикивал команды: «Дышите!.. Не дышите!.. Идите в туалет!.. В туалет!.. В туалет!..» Между тем герой и без того не мог прийти в себя после заключения, во многом продолжая жить старыми привычками — например, он продолжает собирать окурки, в том числе в кабинете врача.
Формальностью и рутиной пахнуло от эпизода, в котором провожали выпускников педвуза на работу. Эти мотивы проявились сразу, как только руководитель этих «торжественных проводов» ритуально прокричал в мегафон, проверяя его «раз, раз, раз», причем крик этот напоминал угрожающий собачий лай. На протяжении сцены руководитель мероприятия, взобравшись на табурет, паясничал, ни на секунду не унимаясь, произнося напутствия, буквально дирижируя действом, провоцируя скандирования, похожие на те, что бывают на военных парадах: «Ура!.. Ура нашей молодежи!..», и объявляя номера «импровизированного» концерта.
Все эти образы связаны с обобщенным противоречием между человеком и государством, при этом их принадлежность к фабуле, к конкретным событиям жизни героев была отдаленной. А сюжеты сцен, разыгранные в духе жизнеподобного зрелища, оказывались сломаны и повернуты неожиданной (и трагической) стороной. Каждая из них, воплощая событие, обобщала и остраняла его, делая самодостаточным, а его участие в фабуле — относительным.
Продолжением этого ряда эпизодов была и финальная сцена спектакля, также целиком сочиненная режиссером. Здесь героиня обращается к лежащему в кроватке малышу со словами надежды, она говорит о том, что тот окрепнет, о его будущем. Но ее слова не в меньшей мере воспринимаются и как обращенные к стоящему рядом, уже вышедшему на свободу герою, который выглядит надорвавшимся и даже с трудом стоит на ногах…