Спектакль «Отелло»

Ряд сочиненных режиссером эпизодов, которых нет в шекспировской трагедии, обеспечил существенное изменение Отелло и Дездемоны в спектакле Някрошюса по сравнению с героями пьесы.

Необычный, страстно любящий Отелло возникал перед нами в развернутой первой сцене спектакля. Герой сидел за роялем. Его внутреннее состояние обнаруживалось сначала в энергичном притопывании, а затем в воодушевленном, все более динамичном музицировании. Мало того, не в силах сдержать охватившую его радость, он криком приветствовал каждого появлявшегося на сцене, а точнее — весь мир. Сейчас ему, уже немолодому человеку, жизнь явно казалась сплошным счастьем. Наконец, желая поделиться своей радостью, он приближался к Яго, но, видимо, не находя подходящих слов, просто смеялся, долго и заразительно. Настолько заразительно, что вместе с ним невольно засмеялись двое персонажей с канистрами, сидевшие у арьерсцены. Рояль, даже когда Отелло встал из-за него, продолжал звучать, будто не в силах смолкнуть. Игру героя подхватывал человек, которого мы увидели только сейчас, поскольку он сидел за Отелло на низком стульчике.

Отелло объявлял, что сочетался браком с Дездемоной, не перед лицом сенаторов, которых на сцене не было, а перед лицом всего мира, или, может быть, повторял это самому себе, испытывая восторг даже от самих слов об этом. «Ого го о о о», — снова и снова радостно кричал он, запрокинув голову. Герой был вне себя от переполнявшего его счастья, и это сказалось, в частности, в его непроизвольном жесте: одолевшую вдруг жажду он не задумываясь утолял из того самого таза, в котором только что хотел топиться Родриго (С. Тряпулис).

Многочисленные сцены, созданные режиссером также без опоры на пьесу, представляют бесконечные игры молодых героев спектакля (а они, особенно на фоне Отелло, молоды все). Постоянное и активное участие в этих играх Дездемоны показывает нам героиню, которая является отнюдь не только женой своего мужа.

В спектакле Отелло и Дездемона, во многом контрастируя друг с другом, сходны темпераментом и норовом. «Взрывчатость», порывистость героев, стоящих в этом друг друга, выразительно демонстрировала сцена, в которой появившаяся после наветов Яго Дездемона справлялась о здоровье мужа, приглашая его обедать. Пытаясь помочь Отелло, героиня хотела платком обмотать голову мужа. В пьесе Отелло, как сказано в ремарке, «отстраняет платок», а Дездемона «роняет его». Эпизод разрешается репликой Отелло «Пойдем», ответом Дездемоны: «Жаль, что тебе нехорошо» — и их уходом.

Режиссер, казалось бы, отталкивался от сцены пьесы. Наделе он создал эпизод противоположного звучания. В спектакле от сдержанности героев не оставалось и следа. Дездемона обнимала, усаживала и согревала мужа, надевая на него плащ. Платок, которым Дездемона пыталась обмотать голову Отелло, герой не отстранял, как в пьесе, а швырял. Дездемона же, в свою очередь, отвечала на это отнюдь не сдержанной репликой, предписанной пьесой, а разбивала тарелку, также швырнув ее на пол. Причем ее жест оказывался усиленным, благодаря тому, что вслед за тем разбивал какую-то другую тарелку пианист, а музыка звучала forte.

И танец объятий-удушений, танец любви-ревности, также полностью являющийся плодом фантазии режиссера, был возможен только с такой Дездемоной, придуманной и представленной Някрошюсом и Э. Шпокайте. И, конечно, нельзя характеризовать эту Дездемону как «женщину-девочку», «слабую и зависимую»¹ или как «скорее ирреальное существо, чем женщину»².

(Пока нет голосов)

Загрузка...