Стендаль утверждает историческую и политическую трагедию
Требуя трагедии для «детей революции», которые, «вместо того чтобы читать Квинта Курция и изучать Тацита, совершили Московский поход» Стендаль утверждает историческую и политическую трагедию, рисующую не судьбы отдельных героев, но широкое полотно жизни, общественные движения, народные революции. Для такой трагедии поэтика классицизма узка. «Какой заговор успеет составиться, какое народное движение сможет созреть в течение тридцати шести часов?» —спрашивает Стендаль. Он мечтает о «национальной трагедии», дающей изображение масштабных исторических событий, действие которой может поэтому длиться несколько месяцев, свободно переносясь с места на место. Стендаль хочет видеть на сцене не безжизненных манекенов, декламирующих тирады в александрийских стихах, а живых, страстных, энергичных героев, действующих в бурных и сложных обстоятельствах. Поэтому ему нужна психологическая трагедия, «сила воздействия которой зависит от точности изображения душевных движений и событий современной жизни». Стендаль хочет театра, волнующего воображение, зовущего к действию, нравственно воздействующего на зрителя. Поэтому он настаивает на необходимости моментов «полной иллюзии», когда зритель забывает о том, что он в театре, и верит в реальность происходящих на сцене событий. А такие моменты значительно чаще встречаются в динамичной, наполненной живым действием трагедии Шекспира, чем в статуарной трагедии Расина. Допуская стих только для сатирической комедии, где нужны отточенность, и лаконизм мысли, Стендаль резко протестует против трагедии в стихах, против условностей напыщенной речи. Требование ясности, точности и простоты выражения заставляет Стендаля еще раз напомнить о невозможности прямого подражания Шекспиру. Настаивая на невозможности какой бы то ни было реставрации и глубоко веря в прогресс, Стендаль убежден в том, что его современники умственно выше англичан 1600 года. Шекспиру приходилось все слишком подробно объяснять своему невежественному и наивному зрителю, и он «впадал в тирады»… «Когда имеешь дело с народом, чудесно схватывающим все с полуслова», не нужны ни пышные монологи, ни сильно действующие сценические эффекты. Стендаль протестует против сцен сражений и казней, утверждая, что современный зритель испытывает лишь отвращение или смеется, если палач на сцене выжигает глаза своей жертве. Но, подвергая критике отдельные исторически объяснимые черты шекспировской поэтики, в целом Стендаль ориентирует драматургов на изучение метода великого английского драматурга с целью создания новой драматургии, показывающей не абстрактных героев, а живых людей, действующих в условиях острых общественных конфликтов, и характеры, которые раскрыты в конкретных связях и отношениях. Не входя официально ни в одну партию, Стендаль «принадлежал к партии прогресса» (Л. Арагон).
Выступая против феодально-реставрационной идеологии и против аристократического классицизма, Стендаль отнюдь не стоял на позициях охранительно буржуазной идеологии. В статье «О новом заговоре против промышленников», написанной в 1825 году, он с»памфлетной остротой раскрывает антиреволюционную и антигуманистинескую сущность французской буржуазии, которая за либеральными фразами прячет хищное собственничество, грубый коммерческий расчет. Поэтому программа Стендаля не получила полной художественной реализации во французском буржуазном театре. Тем не менее система взглядов Стендаля оказала значительное влияние на драматургию 20-х годов XIX века.