Сюжеты из национальной истории
В решении этого вопроса также сыграли огромную роль театры бульваров. Именно в их репертуаре с начала XIX века наметился повышенный интерес к сюжетам из национальной истории, позволявшим задуматься над происшедшими во Франции переменами. И здесь же впервые были сделаны попытки воссоздания на сцене «местного колорита», то есть точной исторической декорации и бутафории.
В теоретическом плане задача включения декорации в систему сценической образности была обоснована в «Предисловии к «Кромвелю». Гюго потребовал придать декорации смысловое и эмоциональное содержание, усилить ее историческую конкретность, внести в нее элементы жизненной правды. Вслед за Гюго и другие теоретики сценического романтизма выступили с требованиями создания «среды» на сцене. Продолжая искания художников театра французской революции 1789—1794 годов, они вступили на путь реализации тех мыслей о реформе сценической декорации, которые впервые были высказаны Дидро, Бомарше и Мерсье. К новаторству в области декорации неизбежно толкал и новый подход к решению мизансцены. Мизансцена классицистского театра подчинялась законам балетной грации и строгому канону традиционных построений. Симметричность, центральная композиция, фронтальность и закругленность мизансцены входили в этот канон и определяли пластический рисунок спектакля. Только отдельные выдающиеся актеры вырывались за узкие рамки традиций, но даже Тальма не мог до конца преодолеть канон.
Романтический театр в принципе изменил подход к мизансцене. Не заботясь о балетной грации и симметрии, в романтических спектаклях мизансцену подчиняли психологическому заданию. Она служила одним из средств для сценического раскрытия бурных романтических страстей, ломающих преграды и стеснения, всегда неожиданных и стихийных в своем проявлении. Эти страсти не могли быть выявлены в статуарных и строгих мизансценах классицистского театра. Отказавшись от декламационного метода игры, актеры-романтики, естественно, отказались и от игры на авансцене. Линия рампы перестала определять сценические построения. Актеры овладели сценическим пространством, вовлекали в игру глубину сцены, щедро вводили как средство для динамизации спектакля объемные декорации — пратикабли (лестницы, скалы, мосты и прочее), никогда не употреблявшиеся в классицистской трагедии.
Мизансцена романтического театра, отражая характер драматургии и содержание актерской игры, стремилась к движению, живописности, к передаче неповторимого своеобразия каждого спектакля. Разрешение этого вопроса, точно так же как осуществление в спектакле принципа местного колорита, неизбежно связывалось с реформой костюма и декоративного оформления. Большую роль в осуществлении новаторских начинаний в этой области сыграл музыкальный театр, имевший вековые традиции постановочной культуры, чуждой классицистскому драматическому театру. Сисери и Лефевр — старые мастера оперной декоративной живописи—смело вступили на путь исканий и экспериментов и воспитали плеяду учеников, продолживших их работу.
Из их мастерских вышли молодые художники, с именами которых связан весь период расцвета романтического театра,— Сешан, Дитерль, Деплешен, Фёшер. Группа других художников, среди которых были мастера гравюры и литографии, создавали эскизы костюмов. К их числу относятся Поль Деларош, Луи и Клеман Буланже, Ашилль Девериа, Раффе, Ипполит Леконт, Эжен Лами, а в отдельных случаях — и такие мастера романтической живописи, как Эжен Делакруа и Поль Гаварни.