Условия феодально-сословного строя
Классицизм первых десятилетий XIX века уже не тот, что раньше. В него стихийно проникают романтические настроения, сюжеты, темы. И все же даже чисто внешние его признаки («единства») справедливо воспринимаются как помеха на пути развития нового, современного искусства. Хотя отдельные «вспышки» классицизма возникают и позднее (например, Рашель), в целом он воспринимается в XIX веке как анахронизм, как искусство вчерашнего дня. Не только классицизм, но и просветительский реализм не мог удовлетворить новое поколение художников. «Великие мыслители XVIII века, так же как и все их предшественники, не могли выйти из рамок, которые им ставила их собственная эпоха», — говорит Ф. Энгельс. Условия феодально-сословного строя определили рационализм и метафизичность мировоззрения и наложили определенную печать на просветительское искусство. Именно эти черты встретили резкий отпор у идеологов начала XIX века. Просветительские идеалы столкнулись с действительностью, и обнаружилось, что при всем их благородстве они не соответствуют реальной жизни. Верили, что крушение феодальных устоев приведет к подлинной гармонии между человеком и окружающим миром, но в ряде стран феодализм был свергнут, а гармонический мир так и не наступил. Верили в возможность переустройства общества на основе разума и справедливости, но «разумные» конструкции просветителей не воплотились в жизнь.
Мечтали путем этического и эстетического воспитания человека пробудить его «естественную» склонность к добру, но те, кто пережил революцию, столкнулись в послереволюционной действительности с грубым хищничеством, жестокими военными потрясениями, с такими страшными бурями и зигзагами истории, с таким чередованием взлетов и катастроф, о каких просветители не подозревали. Разочарование в результатах революции и просветительства — это «первая реакция» на французскую революцию. «Государство разума», провозглашенное просветителями, «потерпело полное крушение», оказалось лишь идеализированным царством буржуазии. Это и вызвало реакцию, привело к краху рационализма, к культу воображения и чувства, а иной раз (особенно у романтиков консервативного лагеря) к элементам мистического иррационализма. Присущая просветителям оптимистическая уверенность в благости прогресса стала казаться наивной, сменилась скорбными, иногда пессимистическими раздумьями о сущности бытия. Аналитическое представление просветителей о мире теперь воспринималось как схематизм мышления. Стремление уловить взаимосвязи явлений, постигнуть? Но с другой стороны, просветители во многом подготовили искусство XIX века. Просвещение как бы суммировало многовековую, начавшуюся еще в период Возрождения борьбу против феодального мира и его идеологии. Непримиримо и последовательно, с присущей Просвещению ясной глубиной в нем прозвучал протест против сословной зависимости человека, против церковного фанатизма, против всех видов принуждения.
Гуманистические идеи просветителей, их борьба за освобождение личности и горячая вера в светлое будущее были подхвачены в XIX веке знаменосцами нового этапа освободительной борьбы. Этим и объясняется, что многие идеи Руссо или Шиллера нашли развитие в творчестве Сталь и Байрона, Стендаля и Гюго, а многие явления литературы XIX века непосредственно подготовлены сентименталистским романом XVIII века или просветительской социальной драмой. Романтизм как мироощущение, как направление в искусстве сложился в эпоху всеобщего революционного брожения, множества социальных и национально-освободительных движений. Порожденный атмосферой революционных бурь и вместе с тем чувством горькой неудовлетворенности, романтизм нес в себе пафос страстного протеста. Романтическое искусство стало знамений эпохи именно потому, что им была сформулирована центральная прогрессивная идея времени, поднимавшая на борьбу и отдельных людей и целые народы, — мечта о личной свободе человека, о праве народов на независимое существование. Поэтому идеи свободы, равенства, братства, провозглашенные французской революцией, были подхвачены передовыми деятелями XIX века.