Великая тоска Отелло
Но вот появляется Яго, яд клеветы вновь обволакивает простую душу Отелло. Сальвини, вдруг подняв голову, откидывался назад и, одним прыжком очутившись около Яго, сжимал его одной рукой за горло и бросал на колени. Держа Другую трепещущую руку на его голове, Отелло с исступлением требует доказательств неверности жены. С последними словами — «как лев собаку» он швыряет Яго на пол и заносит над ним ногу… И тут же отшатывается, подняв вверх дрожащие руки, терзаемый ужасом, отчаянием и стыдом… Как бы опомнившись, он протягивал Яго еще дрожащую руку с невольной, не замеченной им самим гадливостью в жесте, с гневом на все еще горящем, искаженном лице — и поднимал его. Все благородство натуры Отелло выражалось этим жестом. Уходя неровной, какой-то жалкой походкой, Отелло на мгновение останавливается и, прислонившись головой к притолоке, бессильно всхлипывает раз и два… Отрава достигла цели. Гармония разрушена. Последние судороги благородной души — и наступает хаос.
Великая тоска Отелло, его великое горе продолжали жить после спектакля, бередя сложные чувства, рождая мучительные и важные размышления. Ап. Григорьев писал, что, возвращаясь из театра, он уже думал не о Сальвини, а о Шекспире. Философия сценического образа своей цельностью, ясностью и могучей правдой открывала человеческой природе ее истинное лицо.
Источниками Отелло Сальвини были освободительные идеи эпохи, трагедия 1848—1849 годов, примеры доблести и героизма, предательств и измен — и как живое воплощение этого — судьба Джузеппе Гарибальди. Благоговейную любовь к Гарибальди Сальвини пронес через всю свою жизнь. Страницы, посвященные ему, принадлежат к лучшим в его мемуарах. Мужество и простота Гарибальди, его полководческий гений, романтическая история любви к жене, подруге жизни и боев, смертельно раненной при осаде Рима, цельность характера и та наивность, которая была отличительной чертой легендарного героя, а также несправедливости, которые он претерпел, нашли отражение в самом зрелом создании Сальвини.
Глубоко прав К. С. Станиславский, говоря о том, каким большим идейно-творческим багажом надо было обладать, чтобы создать образ, подобный созданному Сальвини.
Из шекспировского репертуара Сальвини сыграл еще Гамлета, Лира, Макбета, Кориолана.
Образ датского принца был окрашен у Сальвини благородной нежностью, в нем выделялась глубина чувства, подчеркивалась драма чистой, возвышенной души, вынужденной выходить на смертный бой с кровавым злом, с черной грязью, с тленом. В монологе «Быть или не быть» выражалась мысль, составляющая все существо Гамлета,— мысль о бесконечном величии и красоте, которых может достичь человек.
Сальвини играл во многих современных ему итальянских пьесах. К сожалению, в большинстве своем они не поднимались выше посредственности. Участвуя в них, Сальвини стремился поддержать и способствовать развитию отечественной драматургии, а также, если пьеса давала материал, ответить на запросы сегодняшнего дня общественной жизни Италии. Так. общественно-гуманистическая тема Сальвини с огромной силой прозвучала в драме Джакометти «Гражданская смерть».
Трактовка Сальвини образа Коррадо отличалась от обычного мелодраматического ее решения. Его Коррадо — необузданный в своих страстях сицилиец, но это прежде всего человек интеллигентный и глубоко несчастный: безумно ревнивая любовь мужа и нежность отца борются в нем с отчаянностью мстителя.
Эмиль Золя, с предубеждением относившийся к итальянским артистам, был удивлен «мерой, утонченностью, анализом», которыми отличалось исполнение Сальвини. Золя рисует сцену смерти Коррадо, когда зрительный зал поднимался, рыдая и аплодируя.
Взор умирающего заволакивает туман, смертная бледность разливается по лицу, сковывая его застывающие черты. И в этот миг Эмма по просьбе матери тихо говорит: «Отец…» Это наконец услышанное заветное слово на мгновение словно оживляет Коррадо. И его уже мертвое лицо озаряется сиянием радости.